Инспектор ливней и снежных бурь - Генри Дэвид Торо

обитателей наших поселков. Они измучены постоянным движением, происходящим вокруг них, причем сами они не двигаются с места.

1 совершают перевозку (лат.).

Одни вообще не ходят пешком, другие ходят только по дорогам, третьи ходят по своим участкам. Дороги проложен для лошадей и деловых людей. Я по ним путешествую сравнительно мало, поскольку не тороплюсь попасть в таверну или бакалейную лавку, на извозчичий двор или железнодорожную станцию, к которым они ведут. Я люблю бежать рысцой, но без упряжки и не по торным дорогам. Пейзажист рисует фигурки людей, чтобы обозначить дорогу. Мою фигуру ему не удастся использовать подобным образом. Я хожу по такой Природе, где бродили древние пророки и поэты – Ману, Моисей, Гомер, Чосер. Можете назвать ее Америкой, но это не Америка: ее открыл не Америго Веспуччи, не Колумб, не кто-либо другой. Гораздо лучшее описание ее можно найти в мифологии, чем в любой так называемой истории Америки, какую мне приходилось итать.

Существует, однако, несколько старых дорог, которые теперь никуда не ведут и по которым можно пройтись не без пользы. Например, Мальборо-роуд, которая, кажется, больше не ведет в Мальборо, разве что место, куда я направляюсь, называется Мальборо. Я беру на себя смелость говорить так, потому что в каждом городе, вероятно, есть одна или две такие дороги.

Старая дорога на Мальборо

Здесь богатства искали —

Не находили,

Здесь когда-то бродили

И Марциал Майлз,

И Элиа Вуд —

Напрасный труд:

Не похож на прочих людей

Элис Дуган.

Он хозяин полей,

Сосед птиц и зверей,

Он ставит силки и живет,

Не зная иных забот.

Он нелюдим,

Он всегда один,

И по нраву ему

Жизнь такая.

И когда я

Жажду странствий узнаю,

То на старый путь

Захочу свернуть.

Мальборо-путь,

Стертый камень твой

Не меняли ни разу,

Ты – тот путь земной,

По библейской фразе,

По молве христианской,

И безлюдно тут,

Здесь лишь гости пройдут

Королевы ирландской.

Что же это за путь —

Лишь начало пути

И возможность уйти

Нам куда-нибудь?

Ряд дорожных столбов,

Но пустынен путь.

Кенотафии городов —

На них стоит взглянуть,

Чтобы понять,

Чем бы мог ты стать.

Интересуюсь и я иногда,

Какой король,

Что и когда

Возвести приказал,

Кто проект утверждал:

Горгес, Дарби,

Кларк или Ли?

Они желали

На суд потомков

Каменных глыб

Оставить обломки.

Здесь путник однажды вздохнет,

Все точно

Запечатлеет одною строчкой —

Кто-то прочтет.

Я знаю только одну две фразы,

Которые сразу

Признает искусством любой.

Подобные строчки мы

Помним до самой зимы

И снова читаем весной,

Задолго до лета.

И если проснется мечта —

Встанешь ты на пороге,

И пойдешь вокруг света

По старой дороге,

По старой дороге на Мальборо.

* * *

В настоящее время большая часть земли в нашей округе не является частной собственностью. Ландшафт никому не принадлежит, и путник наслаждается им почти без помех. Но может прийти день, когда он будет разбит на так называемые зоны отдыха, где будут получать удовольствие лишь немногие избранные; расплодятся изгороди, ловушки и другие приспособления, созданные для того, чтобы помешать путнику сойти с общественной дороги. Тогда ходить по поверхности мира божьего будет равносильно посягательству на собственность какого-нибудь джентльмена. Иметь исключительное право на вещь означает, по сути дела, невозможность насладиться ею вполне. Так авайте же использовать все наши возможности, прежде чем настанут мрачные времена.

Отчего так трудно бывает подчас решить, куда пойти на прогулку? Я верю, в Природе существует неуловимый магнетизм, и, если бессознательно подчиниться его власти, он даст нам верное направление. Совсем не все равно, где гулять. Существует верный путь, но по глупости и легкомыслию мы избираем ложный. Мы готовы идти той тропой, которой никогда не шли в действительности, но которая символизирует наш путь в мире идеальном и духовном. Иногда бывает трудно выбрать направление, поскольку оно еще четко не определилось в нашем сознании.

Когда я выхожу на прогулку, не зная еще, куда направить путь, и отдаюсь на волю инстинкта, я обнаруживаю – как это ни кажется странным и необычным, – что в конце концов неизбежно держу путь на юго-запад, в сторону какого-нибудь определенного леса или луга или заброшенного пастбища или холма. Стрелка моего компаса долго не может остановиться, отклоняется на несколько делений в ту и другую сторону. Она, правда, не всегда показывает точно на юго-запад, на что есть своя причина. Там для меня лежит будущее. Земля в той стороне кажется девственнее и обильнее. Мой путь во время прогулки представляет собой не круг, а параболу или, пожалуй, напоминает путь кометы, летящей, как полагают, по незамкнутой кривой. В моем случае эта кривая уходит в сторону запада, а место солнца в схеме моих путешествий занимает дом. Иногда я с четверть часа топчусь на месте в нерешительности, пока не решаю в тысячный раз отправиться на юго-запад или запад. На восток я заставляю себя идти усилием воли, на запад же иду без принуждения. У меня там нет никакого ела. Мне не верится, что на востоке за линией горизонта я найду красивые пейзажи, относительно дикие места и свободу. Прогулка в том направлении меня не вдохновляет. Но я верю, что лес, виднеющийся у линии горизонта на западе, тянется до самого заката, что в нем нет сколько-нибудь значительных городов или поселков, которые встали бы на моем пути. Дайте мне жить там, где мне хочется. Пусть с одной стороны будет город, а с другой – дикая природа. Я все чаще ухожу из города и удаляюсь на природу. Я не говорил бы об этом так много, если бы не одно обстоятельство: мне кажется, нечто в этом роде стало господствующей тенденцией среди моих сограждан. Я должен идти в сторону Орегона, а не Европы. В этом направлении движется сейчас Америка. Я могу сказать, что с востока на запад ведут и пути развития человечества. В течение нескольких лет мы стали свидетелями такого явления, как миграция австралийского населения на юго-восток при заселении Австралии. Но нам это кажется движением вспять. Физические и моральные качества первого поколения австралийцев не позволяют считать этот эксперимент успешным. Восточные племена верят, что на запад от Тибета ничего нет. Они говорят: «Там конец света. За Тибетом нет ничего, кроме безбрежного моря». Они живут в мире абсолютного Востока.

Мы направляемся к востоку, чтобы понять историю и изучить произведения искусства и литературы, повторяя при этом путь, пройденный нашими предками, но в обратном направлении. На запад мы идем, как в будущее, чувствуя себя отважными искателями приключений. Атлантический океан для нас подобен Лете: переплыв через него, мы имели возможность забыть Старый Свет и его институты. Если на этот раз нам это не удастся, у нашей расы станется еще один шанс, прежде чем она достигнет берегов Стикса: у нас есть еще Лета Тихого океана, которая в три раза шире.

Не знаю, насколько это необычно и насколько важно, чтобы отдельный человек таким образом согласовывал даже кратчайшую свою прогулку с общим направлением, в котором движется раса, но знаю, что нечто сходное с инстинктом, управляющим передвижением птиц и четвероногих (а известны случаи, когда этот инстинкт таинственным образом определял поведение белок, заставляя их двигаться в одном направлении; видели, как несколько белок переправлялись через самые широкие реки, причем каждая сидела на отдельном бревнышке, а хвост служил ей парусом; через более узкие речки они наводили переправы из тел мертвых белок), нечто похожее на безумие,